Народная культура в Европе
XIX век характеризуется возникновением яростной партийной пропаганды, которая представляла старые замки и крепости как "свидетелей угнетения простого народа в средние века"; теперь они становятся сценой мрачных историй в готическом стиле, от которых волосы встают дыбом. Уютные покои старых замков перетолковываются как "пыточные камеры", развивалась целая индустрия по изготовлению цепей, лобных мест, скамей для пыток, поясов целомудрия и прочей металлической дребедени, которая свидетельствовала бы о "мрачных нравах средневековья".
На самом же деле многие средне-вековые крепости представляли собой хранилптцс культурного наследия древних родов и пародов, где веками скапливались различные ценности, начиная от обычаев и кончая политическими и историческими раритетами, которые становились помехой для центральной власти - той угодны были покорные подданные, унифицированная "государственная нация".
В своей довольно автобиографичной книге "Зеленый Генрих", изданной в 1854 году в Брауншвейгс, Готтфрид Келлер очень убедительно передаст, насколько население маленьких европейских городов, ремесленники, странствующие торговцы были пропитаны духом средневековой традиции. Он подробно описывает семью старьевщика, что жил неподалеку от его отчего дома.
Фауст изучает магию (со старинного лубка)
Сюда изо дня в день стекался отовсюду любопытный народ. Как правило, это были люди, которые собирались, чтобы потолковать о страттном и необычном, ведь тяга людей к религии и чудесам находила всегда обильную пииту. Здесь читали книги о предсказаниях, рассказы о путешествиях в дальние страны и о чудесных небесных знамениях, рассказывали о крестьянских семьях, у которых еще хранятся старые языческие, книги, что они-де, перешедшие в крестьянское сословие потомки древних родов, крепости и башни которых были разбросаны по всей стране. О колдовских мазях и о шабаше ведьм на Лысой горе рассказывали как о чем-то очевидном. Писатель еще в детстве нашел таблицы символов некой "сумасшедшей шарлатанской теософии", а в ней - указание, как представить четыре основные стихии, которым он неоднократно пользовался впоследствии.
Воспоминания Келлера, как и многие другие источники, убеждают нас, насколько неправомерно было бы в прошлом отделять образовательный уровень народа от академической учености. Именно старьевщица, которая и бьи га центром притяжения собравшихся, ухитрялась сплавить воедино фантастические народные предания и рассказы о других временах и чужеземных странах.
Среди книг, которые постоянно проходили через ее руки, "она отдавала предпочтение нордическим, индийским и греческим мифам", книгам, изданным в прошлом веке с большими складными гравюрами. "Ее занимали все боги и идолы старых и новых языческих племен, ей были интересны их история и как они выглядели на картинках..." - пишет Келлер.
Народная культура и образование "друзей правды", что искали истину в потайных библиотеках замков и монастырей, имели много общего, и свидетельство тому многочисленные устные и письменные источники. Последователи Парацсльса неустанно искали скрытый смысл в народных преданиях, вновь открытые мифы ушедших веков пускали корни в народные были и небыли, порождая почти забытую веру в сказочное.
В 1967 году автору довелось увидеть сработанный в конце XVIII века крестьянский шкаф. Шкаф украшен резьбой, представляющей молодого человека, который собрался искать приключения на Востоке и оставляет свою девушку. Мы видим, что и два столетия тому назад существовали своего рода "хиппи", которые надеялись найти (рилософские откровения на Востоке.