Дьявол
Мефистофиль:
Часть силы той, что без числа
Творит добро, всему желая зла.
Ubiquc daemon — дьявол повсюду. По крайней мере, такое представление господствовало в средние века. Возжелала ли бедная монахиня кустик цикория — в кусте сидит сатана. Возрадуется ли монах пению птички в его одинокой келье — в пенни се кроется дьявол. Многолики искушения великого обольстителя, и человеку трудно их углядеть.
Сатана предлагает Иисусу господство над миром
Ни в какой другой религии отрицательное, злое не сосредоточено в таком концентрированном виде, как в фигуре дьявола в христианском учении. У него ноги козла, как у греческого бога Пана, он с крыльями н с рогами, от него несет запахом смолы и серы, он — хитрая змея или страшный дракон, с которым постоянно борется архангел Михаил.
Люцифер, "властитель жаб" с крысиным хвостом, восседает на троне у входа в ад
Но он может и маленькой темной фигуркой усесться на плече человека, непрестанно внушая ему злые мысли. Таким представляется вездесущий черт в христианской мифологии. Некогда он был ангелом, самым прекрасным из всех ангелов, созданных Господом. Его имя Люцифер — «тот, кто несет свет». Он отпал от Бога и был изгнан (из библейских текстов не ясно, на землю или в ад). Отцы церкви не вполне единодушны в том, в чем же, собственно, было его прегрешение. Данте в своей Божсствснной комедии» сообщает, что в гордыне стюсй он «поднял ресницы на Творца». Согласно другой версии, Люцифер не хотел быть подобным богу, но в то же время ревновал к человеку, поднял мятеж и был отрешен от божественных законов.
В Откровении святого Иоанна Богослова сообщается о борьбе между ангелами. Архангел Михаил, всегда держащий сторону Бога, взялся подавить бунт: «И произошла на небе война: Михаил и ангелы его воевали против дракона, и дракон и ангелы его воевали против них. Но не устояли, и не нашлось уже для них места на небе. И низвсржен был великий дракон; древний змий, называемый диаволом и сатаною, обольщающий всю вселенную, низвсржен па землю, и ангелы его низвержены с ним».
Люцифер, каким его представляли себе в XIX веке
Война на небе напоминает о битве богов и титанов в греческой мифологии. Возможно, из этой же мифологии идет хромая нога — характерная помета черта. Но если в античных мифах молодое поколение в конечном счете всегда берет верх над старым — Крон побеждает отца, Урана, и в свою очередь оказывается повержен сыном, Зевсом, а побежденные сбрасываются в Тартар, — то в Библии побеждает всемогущий Бог: Люцифер изгоняется с неба.
Сам Бог сотворил дьявола: во-первых, потому, что нет ничего, что сотворил бы не Бог, ведь Бог совершенен и ничто не происходит помимо его воли; во-вторых, потому что Бог — это чистая любовь и добро, и, следовательно, зло не может быть присуще ему.
Нетрудно увидеть, что оба эти понятия — единого, всеобъемлющего и единого, доброго бога несовместимы. Если Бог — это все, то он должен включать в себя и зло, если же бог — чистая любовь, то в нем не может быть ненависти. Это и есть одна из центральных проблем средневековой схоластики, которая пыталась отделить бога от негативных элементов. Мистики, такие, как Якоб Бёме, решали проблему иначе и видели в боге и свет и тьму. Если зло все же существует в мире и оно — не от бога, то зло должно иметь иное происхождение, а именно — от дьявола.
Сатанинская печать. изображение взято из средневековой мистической игры
Опыт средневекового человека — голод, лишения, религиозные войны, чума, социальные потрясения — слишком явно свидетельствовал о наличии боли и страданий, борьбы и ненависти. Надо было дать имя этим несчастьям, и оно было дано — дело рук Сатаны. Земля стала для людей адом, и церковь, чтобы сохранить свою власть, объявила, что повелитель черного воинства явился на землю, чтобы утвердить свое господство на ней. Чем мрачнее становились времена, тем сильнее мерещился призрак дьявола. В XV—XVII веках на костре было сожжено бессчетное количество женщин всех сословий, как «одержимая дьяволом плоть, которую необходимо отсечь от тела Святой церкви, чтобы искоренить зло».
Чем больше ведьм жгла инквизиция, тем больше ведьм появлялось. «Им просто не было конца», — пишет, сокрушаясь, один просветитель, который пытался найти проблески разума в тслнгую эпоху средневековья. Если средневековый дьявол, скорее, символ неупорядоченного хаоса, безотчетного страха, то буржуазный дьявол вновь начинает напоминать люцифсровский принцип «свстоносца». Уже в Книге Иова этот дьявол непрестанно борется с богом за овладение душой человека, но в этой роли находит и поддержку Бога.
Робин Гуд - фаллический дьявол танца и повелитель шабаша
Это смеющийся дьявол, который вечтто борется с Богом, но борьба эта происходит в душе самого человека. Вот как говорит об этом Гёте в «Фаусте». Господь обращается к Мефистофелю: «Тогда ко мне являйся без стесненья./ Таким, как ты, я никогда не враг./ Из духов отрицанья ты всех мене/ Бывал мне в тягость, плут и весельчак./Из лени человек впадает в спячку./ Ступай, расшевели его застой./ Вертись пред ним, томись и беспокой/ И раздражай его своей горячкой».
Дьявол — вечный противник Бога — является его антитезой. Всякое движение возникает из столкновения противоположных принципов, божественное добро не могло бы войти в сознание человека без противостоящего ему начала дьявола. Принцип дьявола представляет собой даже двойную антитезу принципу Бога: змея, как символ силы материи, противостоит силе духа, а смерть, как знак конечности сопротивляется вечности, отождествляемой Богом.
Народ всегда видел в черте отторгнутого, вечно проигрывающего. Отсюда и выражение "бедный чертяка"
Дьявол, как вечный разрушитель, как косарь (смерть), как его называют в народе, символизирует принцип времени — выражение конечности всех земных явлений. Поэтому ад часто изображается как бездна, поглощающая все живое. Мефистофель говорит Фаусту: «Я дух, всегда привыкший отрицать./ И с основаньем: ничего не надо:/ Нет в мире вещи, стоящей пощады,/ Творенье не годится никуда./ Итак, я то, что ваша мысль связала/ С понятьсм разрушенья, зла, вреда/ Вот прирожденное мое начало,/ Моя среда».
Как Бог — принцип созидания, так дьявол — принцип разрушения. В конечном счете ни один из этих принципов не может взять верх над другим, ведь это означало бы прекращение всякого движения. Мефистофель постоянно пытается положить конец созиданию: «И безуспешно, как я ни упрям./ Мир бытия — досадно малый штрих/ Среди небытия пространств пустых./ Однако до сих пор он непреклонно/ Мои нападки ловит без урона./ Я донимал его зсмлетря-сеньем,/ Пожарами лесов и наводненьем — /И хоть бы что! Я цели не достиг:/ И морс в целости и материк,/ А люди, звери и порода птичья,/ Мори их, не мори, им трын-трава./ Плодятся вечно эти существа,/ И жизнь всегда имеется в наличье./ Иной, ей-сй, рехнулся бы с тоски!/ В земле, в воде, на воздухе свободном/ Зародыши роятся и ростки/ В сухом и влажном, теплом и холодном./ Не завладей я областью огня,/ Местечка не нашлось бы для меня».
Католические священники и в наши дни все еще упражняются в экзорцизме, в след за иисусом, изгонявших злых духов
Дьявольский момент разрушения символизирует представление о конечности времени. Дьявол как косарь (смерть) есть сатурновский аспект сатаны. Время, олицетворяющее конечность всех вещей, противостоит вечности, которая лежит в боге.
Другой аспект дьявола заключается в стремлении материи бесконечно возобновляться в разнообразных формах. Природа, которая снова и снова порождает себя в каждом из своих видов, включая и человека, стала для христианского учения воплощением непристойности. Недаром средневековые демоны представлялись как incubi и succubi, разжигающие в человеке плотские вожделения.
Само христианство противопоставляло себя прежним примитивным религиям, утверждая превосходство духа над материей. Однако демон чувственных вожделений в титпи монастырей или на брачном ложе демонстрировал сопротивление плоти духу. В шабашах ведьм продолжали жить древние ритуалы оплодотворения, и дьявол становился символом природы, материи, зова плоти — и женщины. Вплоть до четвертого века нашей эры змей,, который соблазнил Адама и Еву, изображался с лицом женщины.
Христианский путь избавления заключается в преодолении плоти. В то же время пламя, символ дьявола, одновременно есть и символ Святого Духа, то есть принципа все примиряющей любви. Чистая любовь освободилась от оков материн — плоти — и слилась с чистым духом, а похоть и смерть остались в руках дьявола.